ДЕТИ ГУЛАГаСлово ГУЛАГ – аббревиатура Главного управления лагерей ОГПУ–НКВД–МВД СССР – давно уже стало синонимом долговременной жесточайшей трагедии, безмерных страданий и гибели ни в чем не повинных людей. В 40-томной серии «Россия. XX век. Документы» вышла книга «Дети ГУЛАГа. 1918–1956» (М., 2002), посвященная детям, оказавшимся без родительской опеки в мире взрослых. Ее издатели – Международный фонд «Демократия» и Гуверовский институт войны, революции и мира. Как сказано в предисловии к этому изданию, книга «документально показывает судьбу детей, ставших жертвами советской власти».1 Теоретически карательная политика большевиков в первые годы советской власти строилась на разграничении представителей трудящихся масс, правонарушителям из числа которых назначались предельно мягкие наказания, и классово враждебных элементов, не заслуживающих снисхождения. Так, в Исправительно-трудовом кодексе РСФСР 1924 г. записано: «Режим в трудовых колониях преимущественно для правонарушителей из среды трудящихся, случайно или по нужде впавших в преступление, должен приближаться к условиям работы и распорядка для свободных граждан». Еще более мягкими выглядят в нем правила содержания приговоренных судом к лишению свободы подростков от 14 до 16 лет и «несовершеннолетних из рабоче-крестьянской молодежи – от 16 до 20 лет». Такое идеологическое обоснование формирующейся советской пенитенциарной системы на практике свелось к тому, что уголовные элементы рассматривались в течение многих десятилетий как «социально близкие», в отличие от осужденных по 58-й статье – политической. Сказанное в полной мере относится и к колониям для несовершеннолетних. Политика большевиков вела к разрушению социально чуждых им семей, к отрыву детей от родителей, с тем, чтобы дать этим детям «правильное», коллективистское воспитание. На практике осиротевшие голодные дети из порушенных нравственно здоровых семей, осужденные за воровство и бродяжничество, за сбор колосков, бегство из фабрично-заводских училищ, за опоздание на работу, за слово правды, квалифицированное как антисоветская агитация, оказывались во власти невежественных, вороватых «воспитателей», поощрявших доносительство и культ силы. Все это, конечно, сопровождалось пропагандистской риторикой. Над беззащитными детьми издевались и «воспитатели», и уголовники. О том, что дело, как правило, обстояло именно так, свидетельствуют воспоминания людей, прошедших через детприемники, детские дома и колонии, а также отчеты гулаговских проверочных комиссий. Давно замечено, что, если карать не за что-то, а во имя чего-то, остановиться нельзя. Придя к власти, большевики стали смотреть на детей из социально чуждых им слоев общества как на политических противников. Их брали в заложники, мучили, убивали. Так, в концлагерях Тамбовской губернии в июле 1921 г., даже после проведенной по их «разгрузке» кампании, находилось свыше 450 детей-заложников в возрасте от одного года до 10 лет.2 Затем последовало раскулачивание, унесшее жизни сотен тысяч крестьянских детей. Основная масса крестьянских семей в полном составе выселялась в отдаленные районы страны. Везли под конвоем, в скотских условиях. В одном из приведенных в сборнике писем председателю ЦИК СССР Калинину о высылке семей из Украины и Курска говорилось: «Отправляли их в ужасные морозы – грудных детей и беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге, и тут же женщины рожали своих детей (это ли не издевательство); потом выкидывали их из вагонов, как собак, а затем разместили в церквах и грязных, холодных сараях, где негде пошевелиться. Держат полуголодными, в грязи, во вшах, холоде и голоде, и здесь находятся тысячи, брошенные на произвол судьбы, как собаки, на которых никто не хочет обращать внимания...»3 Находясь на спецпоселении, в гиблых местах, непригодных для жизни, в условиях постоянного голода, дети спецпоселенцев были обречены на вымирание. В ходе обследования условий жизни спецпоселенцев в спецпоселке Бушуйка было установлено, что из 3306 живущих там человек 1415 составляют дети до 14 лет, из которых «за 8 месяцев умерло 184 человека детей до 5 лет, что составило 55% всей смертности в поселке... Так называемый детдом, в котором живет изолированно от родителей подавляющее большинство детей... представляет из себя барак с двойными нарами».4 В докладной записке Ягоды о положении спецпоселенцев от 26 октября 1931 г. председателю ЦКК ВКП(б) Рудзутаку отмечалось: «Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика... Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8% в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3 лет умирает в месяц 8–12% этой группы, а в Магнитогорске еще более, до 15% в месяц».5 Безответные дети, старики и женщины перешли на подножный таежный корм. Перед фактом массовой детской смертности от голода комендантам поселков дали понять, что не стоит строго блюсти инструкцию о ссылке, запрещающую покидать место отбывания. Не следует, проинструктировали комендантов изустно, препятствовать уходу детей (только детей!) в лес и тундру в поисках продовольствия и попытках бегства в родные края. И уходило ссыльное детство в зимнюю тайгу, чтобы, заблудившись, умереть от истощения или стать жертвой хищников. По весне местные власти северных городков Урала с тревогой сообщали о выходе из лесов многих тысяч голодных беспризорников.6 Детская беспризорность была обычным явлением в «кулацкой ссылке». Только в трудпоселках Западлеса в конце 1934 г. было установлено 2850 детей-беспризорников, родители которых умерли или бежали.7 В архиве Комиссии при Президенте России по реабилитации жертв политических репрессий хранятся письма, которые свидетельствуют о трагической судьбе малолетних «членов крестьянских дворов», ставших жертвами политических репрессий. «В 1931 г. 12 апреля арестовали моего мужа... 15 мая меня выслали... Ничего не дали с собою. Голых, босых и голодных, с детьми малыми. Отправили в Нарым шесть ребятишек и беременная сама 8 месяцев. На север, Нарымский край, Нововасюганский район по Васюгану на баржах. Выгрузили в болото, не было никакой постройки. Там дети и люди гибли как мухи от голода и холода. Там и мои дети погибли. За что, а кто даст на этот вопрос ответ?» Это строки из письма М.Л. Базих. А в 1937–1938 гг. очередь дошла и до семей рядовых и номенклатурных коммунистов, объявленных врагами народа. Их жен и детей разбросали по лагерям и колониям. Изменниками объявлялись не только отдельные люди, но и целые народы. Их депортировали, и вновь гибли дети. Пусть не введет читателя в заблуждение категория детей, именуемая в документах беспризорниками. В огромном большинстве это дети из семей порушенных, их родители расстреляны, брошены в лагеря, либо – жертвы голодоморов, раскулачивания. Мало-мальски серьезных исследований относительно того, откуда взялось громадное число беспризорников, не проводилось. Да и сами дети, если их спрашивали, чьи они, вряд ли сказали бы, что отцы их – дворяне, священники, чиновники, промышленники, офицеры, полицейские чины... Дети понимали, чем это им грозит. Все они называли себя жертвами голода или детьми рабочих и крестьян. Так обстояло дело в 20-х гг, до коллективизации. Осиротив миллионы детей, советская власть до отказа набила ими детдома и детские колонии, принялась их «перековывать» и «перевоспитывать». В 1921 г. была создана Комиссия при ВЦИК по улучшению жизни детей во главе с главным чекистом Феликсом Дзержинским и вскоре сменившим его А.Г. Белобородовым, бывшим в 1918 г. председателем исполкома Уральского облсовета и имевшим прямое отношение к расстрелу царской семьи. Беспризорниками занимались Наркомпрос, НКВД, Наркомюст, губернские и местные власти. Неоднократно занималось этим вопросом Политбюро ЦК партии. На необходимость ликвидации беспризорности указывал Сталин. И при всем том за весь период советской власти ликвидировать беспризорничество не смогли. Его порождали условия жизни, созданные советской властью. Периодически от массы беспризорников очищали столичные и южные города, но проходило немного времени, и они снова появлялись там. Большевистские «вожди» не только по своему усмотрению переписывали историю, но и истребляли память о репрессированных. Известно немало случаев, когда в детдомах малолетним детям меняли фамилии. И в наши дни эти уже состарившиеся люди все еще ищут своих родителей. Хранящиеся в архивах ежегодные сводки о числе несовершеннолетних в исправительных заведениях ГУЛАГа не отражают реального положения дел. Цифры, измеряемые десятками тысяч, – это только вершина айсберга. Нет никаких обобщенных данных о миллионах взрослых и детей, ставших жертвами «красного террора», спровоцированных большевиками голодоморов, раскулачивания и этапирования крестьянских семей в необжитые районы Северного Урала и Сибири, депортации семей из Бессарабии, Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии в 1939-1941 гг., депортации целых народов в годы Отечественной войны. По понятным причинам такие сводные отчеты вряд ли были затребованы высшим советским руководством, особенно после Нюрнбергского трибунала. А если они в единичных экземплярах и существовали, то не подлежали хранению. Но и сохранившиеся документы свидетельствуют о катастрофе, постигшей народы СССР. Последствия ее сказываются по сей день. Конечно, находились честные, совестливые люди, которые не могли смотреть равнодушно на страдания и гибель детей. Обычно заступников постигала участь тех, за кого они пытались заступиться. Но бывали редчайшие исключения. В 1933 г. во время паспортизации (колхозникам паспорта не выдавали!) производилась зачистка городов от «деклассированных элементов». В ходе ее шесть с лишним тысяч человек были доставлены из Москвы и Ленинграда в Западную Сибирь и в баржах по Оби «сплавлены» на Север, в Нарым, на остров Назино, где в первые же дни большинство из них погибло. О том, что эти ссыльные не получали ни грамма хлеба, об издевательствах над ними, взрослыми и детьми, о случаях людоедства написал в адрес Сталина и его соратников занимающий скромную должность инструктора Нарымского окружкома ВКП(б) В.А. Величко8 , и в Нарым была послана комиссия. «...Изложенные в известном ЦК и крайкому письме тов. Величко... факты в основном подтвердились, – читаем в докладной записке комиссии, – ...нами обнаружена была группа в 682 чел. трудпоселенцев, присланных 14/IХ из Томской пересыльной комендатуры для размещения в Колпашевской комендатуре. Группа состояла из детей до 14 лет – 250 человек, подростков – 24 человека, мужчин – 185 и женщин – 213 человек. Эта группа была размещена частью в холодном полузакрытом сарае, а частью прямо под открытым небом около костров. Среди них было много больных, и за 13 дней уже умерло 38 человек... Мы посетили остров Назино. При осмотре его мы там нашли 31 братскую могилу. По заявлению местных работников комендатуры и райкома партии, в каждой из этих могил зарыто от 50 до 70 трупов. Вообще же учета, какое точно количество людей похоронено на острове Назино и кто именно по фамилиям, – таких сведений нет».9 В книге «Дети ГУЛАГа. 1918–1956» опубликованы директивные документы, отражающие цели, которые преследовали советские руководители в ходе большевистского эксперимента над страной, рассекреченные гулаговские и другие официальные документы, связанные с выполнением этих директив, а также свидетельства частных лиц и самих – в ту пору несовершеннолетних – жертв репрессий. Часть этих документов представлены в альманахе «Россия. ХХ век. Документы».
С.С. Виленский, председатель Московского историко-литературного общества «Возвращение». |