Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

«НАХОЖУСЬ В ОДИНОЧНОЙ КАМЕРЕ, ИМЕЮ КНИГИ, ГОТОВЛЮ ДОКЛАД ПО ЗАКАЗУ НАРКОМЗЕМА»: М.М. Щепкин — один из инициаторов общественного комитета помощи голодающим во внутренней тюрьме ВЧК. 1921 г.

Потомственный дворянин, выпускник юридического факультета Московского университета и видный земский деятель, Митрофан Митрофанович Щепкин считался одним из наиболее известных и авторитетных животноводов Российской империи — крупным специалистом в области коневодства и свиноводства.

Родственные связи и либеральные убеждения привели его сперва в «Союз Освобождения», потом в Конституционно-демократическую партию, но с 1907 г. он, совершенно утратив интерес к текущей политике, сосредоточился на безукоризненном исполнении своих обязанностей директора Московской земледельческой школы (позднее ректора Московского высшего зоотехнического института) и председателя Комитета скотоводов при Московском обществе сельского хозяйства (МОСХ).

После октябрьского переворота он, как и прежде, не выказывал каких-либо политических пристрастий и не вошел вместе с младшим братом Д.М. Щепкиным ни в «Союз возрождения России», ни в «Национальный центр», но безучастно наблюдать, как неуклонно разрушается животноводство в разоренном и обнищавшем государстве, тоже не смог.

«Где страна будет брать жеребцов-производителей, когда Отдел животноводства не задумывается десятками отдавать в Красную армию племенных призовых животных, уцелевших в Москве вокруг ипподрома?» — спрашивал он в своей статье «Русское животноводство в 1918 году». И вслед за тем с несвойственной ему обычно резкостью утверждал: «Чудачества допустимы в частных делах, но непозволительны в государственных, да и именуются они тут поиначе»1.

В период военного коммунизма М.М. Щепкин выращивал поросят для племенных рассадников Народного комиссариата земледелия (Наркомзема). Руководство Наркомзема, в свою очередь, высоко оценивало его знания и квалификацию и видело в нем ученого, весьма полезного для советской власти. Неизвестно, как долго довелось бы ему сохранять социальное положение «незаменимого» по определению тех лет специалиста, если бы не постигшее страну чудовищное по масштабу и последствиям бедствие — голодомор.

О массовом голоде в провинции Советского государства обитатели столицы впервые услышали 22 июня 1921 г. на совместном заседании делегатов 7-го Всероссийского съезда по сельскохозяйственному опытному делу, проходившего в Москве с 15 по 25 июня, и членов Московского общества сельского хозяйства. В тот день приехавшие из Саратова агроном М.И. Куховаренко и экономист А.А. Рыбников уведомили собравшихся о небывалой засухе и беспрецедентном неурожае в Поволжье, а также экстренной необходимости государственной и общественной помощи населению этого региона.

Впоследствии Е.Д. Кускова вспоминала: «Зал Общества на Смоленском бульваре был переполнен. Профессора, агрономы, кооператоры, учителя. А с кафедры льется раздирающее душу повествование. Еще не пришло время жатвы, а голод уже развернулся во всей своей потрясающей беспощадности. Жатвы ждать нечего: все выжжено... Запасов — никаких. Голодные люди уже сейчас, в июне, разбегаются из деревень. Привозят в Саратов детей и бросают их у порога детских домов. Кормить нечем. Но и Саратову кормить их также нечем. Катастрофа миллионов… Точно молотом ударяли эти ораторы по сердцам собравшихся. Тишина — мертвая... На лица — лучше не смотреть»2.

Президент МОСХ А.И. Угримов тут же предложил присутствующим на заседании образовать Комитет помощи голодающим, но известный экономист, бывший министр продовольствия Временного правительства С.Н. Прокопович посоветовал сначала отправить делегацию к В.И. Ленину. Делегацию в составе Н.М. Тулайкова, А.А. Рыбникова, М.М. Щепкина и А.И. Угримова избрали буквально в течение нескольких минут, уполномочив ее «сделать представление председателю Совнаркома о размерах грядущего голода и о необходимости принятия срочных и планомерных мер борьбы с последствиями неурожаев»3.

Трудные переговоры общественных деятелей с властями завершились опубликованием 21 июля 1921 г. декрета ВЦИК об учреждении Всероссийского Комитета помощи голодающим. Комитет получил права юридического лица и отныне мог «на законном основании совершать сделки и договоры, приобретать имущество, искать и отвечать на суде». Ему присвоили знак Красного Креста и разрешили закупать для голодающих продовольствие, фураж, медикаменты и предметы первой необходимости в России и за рубежом, собирать пожертвования, открывать в регионах свои филиалы, командировать за границу своих уполномоченных и печатать свой бюллетень, брошюры и плакаты. В состав Комитета вошли несколько десятков лучших представителей главным образом московской интеллигенции — агрономы, кооператоры, экономисты, инженеры, врачи, литераторы и лица иных профессий. За исполнение непростых обязанностей председателя Комитета взялся член Политбюро ЦК РКП(б) и председатель Московского совета Л.Б. Каменев.

Широкие полномочия, формально предоставленные аполитичному Комитету, чрезвычайно обеспокоили чекистов. Первым отреагировал председатель секретно-оперативного управления ВЧК В.Р. Менжинский, выступивший в Совнаркоме еще 29 июня с твердым обещанием арестовать всех членов Комитета. Вслед за ним Ф.Э. Дзержинский, которому всюду мерещились «белогвардейские заговоры», пришел к выводу, что под видом помощи голодающим члены общественного Комитета способны привлечь к себе внимание и поддержку европейских держав, стать центром притяжения всех антисоветских сил как за рубежом, так и внутри страны и в конечном счете попытаться перехватить у большевиков государственную власть.

Однако окончательное решение о судьбе Комитета принадлежало главе советского правительства. Безнадежно больной В.И. Ленин, наградивший Комитет издевательской кличкой «Кукиш» или «Прокукиш» (по начальным слогам фамилий его лидеров — С.Н. Прокоповича, Е.Д. Кусковой и Н.М. Кишкина), 26 августа 1921 г. пожелал распустить эту общественную организацию, а утром 27 августа повелел руководству ВЧК безотлагательно взять под стражу всех беспартийных членов Комитета4. Вечером 27 августа почти все члены Комитета, в том числе и М.М. Щепкин, были арестованы.

Первоначально Щепкин оказался под следствием как один из членов Комитета помощи голодающим. После нескольких обысков, произведенных у него дома, на Щепкина и нескольких его знакомых было заведено отдельное делопроизводство. Крамольными, по мнению чекистов, оказались по крайней мере два документа. Прежде всего, напутствие Щепкина выпускникам Московской земледельческой школы, в котором организация общественного Комитета называлась «фактом историческим... важнейшим за последние два года» (Док. № 1). Это напутствие чекисты расценили как «воззвание». Но самый опасный для ученого и его коллег документ — «Тезисы к докладу о воссоздании единой России» — был обнаружен при обыске практически в мусоре и никакого отношения к деятельности Щепкина не имел. Тем не менее следователи держали во «внутренней» тюрьме ВЧК совершенно безвинного человека, несмотря на самые высокие ходатайства о его освобождении. Даже Ленин 10 сентября 1921 г. послал записку И.С. Уншлихту: «Прошу ответить, возможно ли освободить профессора Щепкина из Сельскохозяйственной академии, арестованного по делу “Кукиша”»5. Но результатом стал всего лишь перевод Щепкина в одиночную камеру.

Только 10 октября 1921 г. Коллегия ВЧК постановила освободить ученого и выслать его из Москвы, чего он уже не пережил и скончался 21 ноября 1921 г.

 

В альманахе представлены все основные документы следственного дела М.М. Щепкина, хранящегося в Центральном архиве ФСБ РФ.

 

Публикацию подготовил В.Д. Тополянский при участии Н.А. Сидорова

© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация