Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
ГОЛОД В СССР. 1929–1934. Т. 1: 1929 – июль 1932: В 2 кн.
Часть вторая. 1930 год. Усиление продовольственных затруднений и начало голода в отдельных регионах СССР [Док. №№ 65–203]
Документ № 98

Из доклада, подготовленного комиссией Казахского крайкома ВКП(б), «Об итогах выполнения директив ЦК и крайкома ВКП(б) об исправлении перегибов, допущенных в период весенней кампании 1929–1930 г.»

06.08.1930


Совершенно секретно

 

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Несмотря на громоздкость собранных нами материалов по вопросам о перегибах, допущенных в период коллективизации и весенней посевной кампании, и об исправлении перегибов, эти материалы все же не дают той полной картины, которую следовало бы иметь для того, чтобы наиболее полно и четко определить те мероприятия, которые следует провести в интересах наиболее быстрого устранения болезненных явлений, порожденных перегибами.

Поскольку перегибы были допущены не только в посевной и при коллективизации, но и в связи с другими мероприятиями, как хлебозаготовки, шерстозаготовки, мясозаготовки, учет объектов обложения, сбор утильсырья и тому подобное, мы принуждены, насколько позволяют отобранные материалы, охватить и их, иначе характеристика извращений и степень их влияния на сельское хозяйство и на происходящие в деревне и ауле процессы были бы неполными.

Мы не считали возможным ограничиться только простым перечислением того, что сделано для исправления перегибов, и разбиваем наш доклад на 3 основных раздела: первый — общая характеристика перегибов и их цифровое выражение (если это возможно), второй — что практически сделано для выполнения директив по исправлению перегибов и третий — что надо еще сделать в ближайшем будущем.

Вполне понятно, что в этом докладе свое главное внимание комиссия сосредотачивает на исправлении перегибов в той их части, которая затрагивает нарушение хозяйственных интересов бедняцко-середняцких слоев деревни, и лишь по необходимости, для полноты картины, мы приводим вскользь данные и о той части многочисленных извращений, которые носят чисто личный характер (случаи издевательства над личностью, произвольные аресты, принуждение к вступлению в колхозы и т.п.).

Заранее оговариваемся, что выделить особо ход исправления перегибов в казахских районах, как того требовала данная нам крайкомом директива, нам не удалось, потому что имеющиеся материалы не дают разделения по национальному признаку, а полученные из ряда округов сообщения на запросы, сделанные уже в период работы комиссии, заявляют, что таких окружные исполкомы еще только обещают эти сведения собрать. Выехавшие в казахские районы уполномоченные крайкома также еще не сообщили никаких сведений.

Комиссия не считала нужным останавливаться здесь на тех огромных достижениях, которые Казахстан имеет в итоге коллективизации и посевной кампании, и приводит только отрицательные моменты, за исключением, разумеется, работы по исправлению перегибов, которая сама по себе есть явление положительное.

 

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПЕРЕГИБОВ В КАЗАХСТАНЕ

Справка. Перегибы и извращения партийной и советской политики в деревне — не новый запрос. Корни их заложены в экономической и культурной отсталости нашей страны, в ее полукрестьянском мелкобуржуазном характере, порождающем в нашей низовой периферии неверные представления и часто анархические методы работы. Именно в этом находят свои объяснения рост у низовой периферии пренебрежения к закону, непонимание его как регулирующего, централизованного метода социалистического строительства, отсутствие системы в работе и известное пренебрежение к руководящим центрам. Он, мол де, этот центр далеко, он не видит жизни, отстает от нее, и потому можно сделать по-своему.

Крупные извращения революционной законности у нас были допущены при хлебозаготовках в учете объектов обложения в 1927–1928 гг., когда правительство РСФСР должно было командировать в Северный Казахстан специальную комиссию для исправления перегибов.

Следующий 1928–1929 г. тоже не был свободен от извращений, но в отличие от предшествующего года, характерного чрезмерным нажимом на байско-кулацкую верхушку аула и деревни с частичным задеванием середняка, этот год характеризовался известными послаблениями кулаку и баю со стороны нашего низового партийного аппарата. В 1928–1929 г. мы были свидетелями ряда прорывов, когда наш аппарат в отдельных районах и даже округах проводил на практике идеологию правого уклона.

С этой практикой партийная организация провела и проводит еще теперь усиленную борьбу. 1929–1930 г. как в период хлебозаготовки, так и, особенно, в период коллективизации и посевной кампании изобиловал массовым распространением извращений партийной линии, часто граничащих с явной уголовщиной.

Нет никакой возможности воспроизвести всю массу тех многочисленных нарушений самых элементарных прав человека, какие имели место в этом году. Мы поэтому ограничиваемся приведением только наиболее характерных моментов, имевших наибольшее распространение.

Хлебозаготовки 1929–1930 г. Начнем с хлебозаготовок. Имея опыт двух предыдущих кампаний, крайне богатых весьма поучительными уроками, мы провели хлебную кампанию 1929–1930 г. гораздо более успешно, чем предыдущие кампании. Будучи вовремя начата, она к январю мес. была фактически уже закончена, и мы получили возможность немедленно переключиться на подготовку к весенней посевной кампании.

Хлебная кампания 1929–1930 г. происходила в условиях исключительно обострившейся классовой борьбы. Кулак наглел, и организованные и неорганизованные кулацкие вылазки значительно возросли в сравнении с предыдущими годами. Количество жертв кулацкого террора увеличилось в 3 раза по сравнению с 1928–1929 г. Наша организация успешно справилась с этим отчаянным сопротивлением классового врага.

Но, будучи успешно проведена в смысле сроков окончания, эта кампания не была свободна и от грубых извращений партийной линии. Конечно, без ошибок невозможно провести такую серьезную работу, как хлебозаготовки, но многих ошибок, которые имели у нас место, можно было, при известных условиях, не допустить.

Репрессии против середняка. Ошибки эти состояли, прежде всего, в том, что во всех округах как административными, так и судебными репрессиями был задет середняк и даже бедняк. Цифры свидетельствуют, что в общей массе осужденных за несдачу хлебных излишков середняки и бедняки занимают почтенное место: их осуждено 51 %.

Такое положение надо объяснить, очевидно, тем, что в ряде районов и округов, вопреки твердым указаниям партии, план был доведен не только до кулацкого, но и до середняцкого хозяйства. Следующие цифры это подтверждают:

Округа

Процент плана, падающий на хозяйства, до которых план доведен

Семипалатинский по 2 районам

31,4

Павлодарский по 7 районам

34,7

Петропавловский целиком

42,8

Акмолинский по 8 районам

35,0

Кустанайский по 8 районам

34,6

Актюбинский по 5 районам

40,0

Уральский по 6 районам

65,0

Особенно обращает на себя внимание высокий процент по Уральскому окр. Как объяснил окружной торговый отдел, сюда включены и те планы до двора, которые разверстаны в порядке «собственной инициативы» самими середняками.

О зажиточном. Много этому делу способствовал также введенный в обращение термин «зажиточный». Зажиточный — это крайне неопределенно. Это либо кулак, либо, что чаще всего случалось, середняк, пусть иногда середняк мощный, но все же без признаков кулацкого хозяйства.

В числе осужденных за хлебозаготовки мы видим таких зажиточных 27 % и в числе осужденных по посевной — 11,4 %. Задания давались часто заведомо невыполнимые, а если случалось, что хозяйство выполняло план, ему давали дополнительные задания два и даже иногда три раза, пока, наконец, хозяйство окажется не в состоянии выполнить, и тогда его оштрафуют и отдадут под суд.

Искажение карательной политики. Пересмотром судебных дел установлено, что часто судами за невыполнение плана на несколько пудов, когда абсолютно ясно полное отсутствие злостности, ибо какой же смысл кому бы то ни было подвергать себя риску быть осужденным за несколько пудов хлеба.

Советская уголовная политика едва ли когда-нибудь в другое время видела такие искажения, какие претерпела она в период этой кампании. В отдельных районах извращения карательной политики были прямо чудовищны.

Не говоря уже о том, что народные суды выработали стандарт, облеченный, например, в Актюбинске в формулу: «Два года сидеть, пять лет не калякать и пять лет куда хочешь», что в переводе на понятный язык означает: два года лишения свободы, пять лет поражения в правах и пять лет высылки. В Акмолинском окр., вопреки неоднократным категорическим запрещениям краевых органов, по судебным приговорам выслали в Карелию и другие местности СССР около 1 тыс. осужденных вместе с семьями, вместе с малолетними детьми.

В этой кампании особенно широко была применена высылка и конфискация имущества. Надо при этом заметить, что если обычно полная конфискация имущества была сопряжена с понятием об обязательном оставлении производственного минимума в конфискуемом хозяйстве, то в этой кампании конфискация имущества означала действительное полное отобрание имущества вплоть до чашки и ложки.

В одном только Ленинском р. Акмолинского окр. таким способом рассереднячено до 1 тыс. середняцких хозяйств. Звание кулака совершенно без оснований присваивалось всем, кто почему-либо не сдавал хлеб. Представляемые крестьянами акты и документы о стихийных бедствиях совершенно не принимались во внимание. Есть прямо дикие приговоры, когда судили красных партизан, никогда ничего общего не имевших с кулаками, имевших большие заслуги перед революцией. В приговорах такие люди назывались кулаками, и при разгрузке домов заключения они оказались высланными в разные местности вместе с действительными кулаками.

О суде и прокуратуре. В отдельных районах суд превратился в безвольный придаток уполномоченного по хлебозаготовкам, который командовал им, как хотел, а судья иногда из боязни правого уклона, а чаще всего по своей неподготовленности, подчинялся незаконным требованиям.

В Кустанайском окр. было допущено даже такое исключительно безобразное положение, при котором судьи были мобилизованы в качестве уполномоченных, а на судебную работу были посланы совсем неподготовленные, случайно подобранные люди, причем этих людей не знал даже окружной суд, потому что от него потребовали в окружком чистые бланки удостоверений о личности за подписями и печатью, которые там и были заполнены соответствующими фамилиями и выданы на руки назначенным судьям.

Прокурорский надзор тоже был чрезвычайно слаб, потому что все наиболее подготовленные прокурорские работники, несмотря на очевидность того положения, что прокурор всегда будет более полезен, если он исполняет прокурорские обязанности, были тоже мобилизованы и работали в качестве уполномоченных. Крайком не раз давал телеграфные директивы, чтобы прокуроров использовали в кампаниях только по их прямой работе, но округа этих директив не исполняли, и это, несомненно, содействовало увеличению нарушений революционной законности.

Отдельные издевательства над людьми в период 1929–1930 г. К концу кампании, когда темп хлебозаготовок ослабевал, местные работники искали способы к оживлению заготовок. В отдельных районах примитивно мыслящие люди находили разрешение затруднений в издевательствах над крестьянами. Не только кулаков, но даже и середняков сажали в холодные амбары и, чтоб было более мучительно, раздевали и оставляли на целую ночь под железной крышей в большие морозы. Это можно иллюстрировать рядом следующих фактов:

1. В Азатском р. Акмолинского окр. проводили план заготовок так, что обложили бедняков подворными заданиями, а потом за невыполнение избивали их, купали в холодной воде (см. приговор по азатскому делу).

2. В Калининском р. Алма-Атинского окр. (с. Чемолган) был объявлен «черный бойкот». 22 хозяйствам были забиты окна и разрешалось выходить только ночью за дровами и водой.

3. В Аккемирском р. Актюбинского окр. уполномоченный Позднов предложил «устроить кулаку такой тарарам, чтобы все ходило в доме, а если будет кричать, то налить в глотку керосину и зажечь». Его наказ был выполнен. Создали бригаду и с черным флагом и ведром нефти выступили на улицу. Заходили в дом кулаков, по пути задели двух бедняков, смазали людей нефтью, смазали стены, снимали иконы и т.д.

4. В Илекском р. того же округа было арестовано около 200 бедняков и середняков-казахов за несдачу хлеба. Эти казахи-скотоводы хлеб никогда не сеяли. Доходило до того, что беднякам одевали на шею веревку, инсценируя повешение. Обливали холодной водой и по несколько дней держали арестованных в холодных сараях.

5. В Коряковском р. Павлодарского окр. председатель сельсовета Усков и уполномоченный РИКа по хлебозаготовкам Катанов при участии частного гр-на Богдашина издевались над батраком Нагуманом, и как издевались. Батрак Нагуман служил когда-то у кулака Бородихина. Усков и Катанов, предполагая, что у кулака Бородихина есть зарытый в яме хлеб, начали об этом допрашивать Нагумана. Батрак заявил, что он об этом ничего не знает. Поехали произвести обыск у кулака Бородихина, ничего не нашли. Потом привезли батрака (а не кулака Бородихина) в сельсовет и там снова его начали пытать. Его раздели до нательного белья, железом били ему пятки, привязывали голову к ногам, выбрасывали голого в холодные сени, давили его за горло, добиваясь показания, где находится спрятанный кулацкий хлеб. Не добившись результатов, одели Нагумана и все трое повезли его на квартиру председателя сельсовета Ускова, где пытка продолжалась: батрака толкали в бок, били в подбородок, угрожали забить в пятки гвоздь, а затем посадили на лошадь, закрыли глаза малахаем и поехали продолжать экзекуцию на реку Иртыш. Подъезжая к реке, Богдашин открыл глаза Нагуману и сказал: «Смотри, куда пойдешь, на Омск, рыбу ловить». На реке пробили замерзшую прорубь и трижды окунули батрака в нее головой, всякий раз отскакивая, когда он начинал захлебываться водой. Батрак умолял не мучить его, просил прикончить разом, но эти звери в образе людей были неумолимы. Они привезли его домой к Ускову, там еще избили и только потом чуть тепленького отпустили.

Все это обвиняемые чистосердечно признали и заявили, что они поступили так во имя выяснения, куда кулак Бородихин спрятал хлеб. Усков и Катанов члены ВКП(б).

6. В Джвалинском р. Сыр-Дарьинского окр. один бай был подвергнут репрессии. Имущество его было отобрано. Уполномоченный по хлебозаготовкам (мугаллим1) предложил батраку этого бая раскрыть ему все секреты бая и указать, где скрыто имущество. И когда батрак заявил, что он ничего не знает, уполномоченный взял «альчики» (косточки бараньи), нанизал их на веревку и этой веревкой обтянул сначала голову, а потом бедра батраку (сначала связывают, а потом закручивают со всей силой при помощи палки) так, что после этой истории батрак упал без сознания и пролежал больным целых 1,5 мес.

7. В Арык-Балыкском р. организованная профсоюзом бригада в составе 9 чел. вызывала контрольщиков в народный дом и там избивала их при допросе.

8. В Акмолинском окр. применение мер физического насилия тоже широко было распространено. Вот выдержка [из] одного из приговоров по такого рода делам (приговор окружного суда от 1 января 1930 г.): «Чумаков и Сартаков были уполномоченными по хлебозаготовкам в с. Н.-Гергиевском и в период с конца ноября до 10 декабря, то есть в момент объявления двухнедельного ударника, не найдя тех форм общественной работы, которые сплотили бы бедняка и середняка против кулачества, для нажима на выполнение подворных планов, исходя из неверного взгляда, что в этом селе получилось сращивание бедняка с кулаком, перешли к голым административным методам заготовок. В силу этого они при штабе организовали систему физического воздействия по отношению к несдатчикам в виде сажания в холодный амбар или другое холодное помещение, чтоб добиться запродажи хлеба. Дело дошло даже и до того, что были посажены не только кулаки-подворники, но и бедняки: Харченко Мартемьян за несдачу 2 пуд. хлеба, Кремнев Семен — 2 пуд. и Белокопыльский Иван — 1,5 пуда...2» В приговоре дальше указывается, что за это же сажали и других бедняков, как Гричуха Александр, Берлин Ефим, Пильчек Михаил. Сажали бедняков даже и тогда, когда по первому вызову они почему-либо не являлись в штаб.

Этих примеров достаточно, чтоб характеризовать положение по части тех мер, которые придумывали местные работники для понуждения к сдаче хлебоизлишков. Издевательства имели место во всех округах Казахстана.

Другие виды заготовок: шерсть, мясо, утильсырье, хлопок. При проведении других видов заготовок безобразий было не меньше. Большие извращения по шерстозаготовкам мы имели в Гурьевском окр., где требования на сдачу шерсти достигали до пуда с одного барана. В Гурьевском окр. сейчас работает комиссия НКЮ, материалы которой не получены.

По линии заготовки хлопка и шерсти в казахских районах дело доходило до того, что казахов заставляли распарывать ватные одеяла, трепать на шерсть кошмы и т.п. и т.д.

Даже план сбора утильсырья в отдельных районах был доведен до двора. Например, прокурор при НКЮ т. Кайбалдин из Илийского р. сообщил: «Все регламентировалось контрольными цифрами и принципами разверстки. Устанавливалась подворная норма утильсырья — по 2 пуда костей и по 1 собачьей шкурке». Казахстанским райсоюзом за подписью Решетняк была дана по всей системе телеграмма об организации стрижки грив и хвостов у лошадей. Правда, там указывалось о добровольности этого мероприятия, но указания об ударности этой работы и о суровой ответственности за ее выполнение закрывали добровольность, и стрижку хвостов начали проводить всюду.

При подворной разверстке утильсырья в Кзыл-Ординском окр. бедняки принуждены были сдавать кошмы своих кибиток и т.д. Бывший в К.-Ординском окр. на обследовании т. Сарсеков пишет: «По сбору утильсырья допускалось безобразное головотяпство, особенно в Аккермирском р. Во-первых, составляли подворный план и доводили до двора батрака и бедняка. По доведенному плану каждый гражданин, хотя бы и батрак, и бедняк, должен был в течение 5 суток выполнить план. Под угрозой арестов, конфискации заставили (в ряде аулов) убивать собак, ишака и верблюда и сдать их кости. Местами заставляли отпиливать рога скота и отрезать гривы у лошадей. Забирали кошму, веревку (аркан) и другие виды домашнего имущества. Во-вторых, не уплачивалось ни одной копейки за сданный утиль». В Джамбейтинском р. (Уральский окр.) середняка Есеналиева обложили мясом на 50 пуд. и дали ему срок 10 час. Он был принужден зарезать 2 коров из общего числа 3, которые у него были. Сдал мясо, но потом его судили как злостного убойщика скота и конфисковали все имущество.

Борьба с разбазариванием скота и имущества. Борьба с хищническим истреблением и разбазариванием скота и имущества приняла определенно уродливые формы. Закон об этом был издан в январе 1930 г. Обратной силы этот закон не имел, а между тем, как правило, судили за продажу скота даже в том случае, если эта продажа имела место год тому назад. Суд даже не делал попыток выяснить злостность, он подходил к выяснению виновности простым счетным путем. Спрашивали, сколько голов скота было в прошлом году, сколько есть теперь и, если оказывалось уменьшение, за это судили. Куда девался скот, где причины уменьшения, этим никто не интересовался, а если подсудимый все же пытался на этот счет давать какие-либо заявления, то на них не обращалось внимания.

Часто оказывалось так (это особенно относится к казахскому аулу), что скотовод при хлебозаготовках, не будучи посевщиком, был обложен подворным планом. Чтоб его выполнить, он продавал скот и этим тогда спас себя от суда. Теперь же он был осужден за распродажу скота. Такое положение имело массовое распространение по всем округам. Судили пачками. Например, Чуйский нарсуд осудил за разбазаривание скота по одному приговору сразу 83 чел. Он даже не опросил людей, не выяснил, кто они: бедняки или кулаки, а просто дал всем высылку, а пока до утверждения приговора посадил во Фрунзенский исправительный дом и там, несмотря на явную нелепость приговора, написанного на двух страничках, где едва можно уместить 83 фамилии, приняли арестованных.

По данным НКЮ, на 1 июля 1930 г. по Казахстану осуждено за разбазаривание скота и имущества 2662 чел., из них только по 7 округам (по остальным сведений о социальном положении осужденных по этой статье нет) осуждено 350 середняков и бедняков, или 22,1 % (к числу осужденных по 79-1 ст. в этих 7 округах), в то время как по 79-1 ст. судить бедняков и середняков было прямо запрещено законом...

Сбор и распределение семян. Особенно грубые извращения были допущены при сборе семенных фондов, и особенно этими извращениями были богаты казахские районы. Там требования о сдаче семенного зерна предъявлялись всем, независимо от того, занималось ли хозяйство посевом или нет. В Кзыл-Ординском, Сыр-Дарьинском и Алма-Атинском окр. это нашло особенно широкое распространение. Во всех районах Кзыл-Ординского окр. распределение сбора семян производилось, определенно, без учета видов основных занятий населения. Наложения семян на чисто скотоводческие хозяйства повлекли за собой массовую продажу скота, чтоб купить семян для сдачи, а эта продажа скота, в свою очередь, вызвала репрессии за разбазаривание скота.

В некоторых районах, например в Казалинском и Кармакчинском, семена, причитающиеся с байских хозяйств, укочевавших за пределы района, налагались на оставшиеся хозяйства, чем и объясняется значительное переобложение бедняцких и середняцких хозяйств. Там признаком хорошего тона считалось переобложить верующих. Зав. АПО Казалинского райкома т. Кайнарбаев заявлял: «наша цель — уничтожить их, то есть верующих».

На гражданина 19 аула Казалинского р. Жалеке, имеющего 2 лошадей и 1 корову, наложено 112 пуд. семян, потому что он «суфит». По той же причине наложено на гр-на Сашна Жаримбетова, имеющего 2 коровы, 1 лошадь и 1 верблюда, 112 пуд. От этого плана, боясь наказания, он бежал. Бедняки и батраки аула его вернули и уплатили за него 112 пуд.

Семенами облагались даже те бедняки и батраки, которые получили скот при конфискации баев осенью 1928 г., а в Терень-Узякском р. вместе с бедняками облагались и батраки, живущие поденными заработками.

При сборе семенного фонда издевательства над отдельными лицами применялись еще более широко, чем при хлебозаготовках. В этом отношении характерны некоторые выдержки из докладов окружных прокуроров и тех товарищей, которые выезжали для исправления перегибов.

Из Уральского окр.: «Прелестей довольно художественного порядка изрядно. Особенно отличаются пока районы:

1) Зауральный — избиением мужчин, женщин, аресты в холодные бани, истязание женщин и мужчин кулаков, середняков, бедняков, угрозы расстрелом. Выводят за поселок и дают выстрел из холостого заряда. Пересаживают из одной комнаты арестного помещения в другую, чтобы показать оставшимся, что такого-то нет, так как он расстрелян. Обливание женщин холодной водой, изнасилование и пьянство, массовые незаконные конфискации имущества середняков, а иногда и бедняков;

2) Джаныбек — избиения, массовые аресты, отобрание имущества, пьянство уполномоченных, изнасилование, присвоение конфискованного имущества, бесхозяйственность, растраты и т.п.;

3) в Урде и Тайпаке издевательства над членами семей привлеченных, особенно женщин: водили босиком по снегу, устрашали сжиганием».

Из Кзыл-Ординского окр. пишут: «[В] Терень-Узякском р. по заказу уполномоченного Мендиярова заготовили остроконечную железную палку для того, чтобы облегчить вскрытие спрятанного хлеба. Этими палками снабжались уполномоченные и члены комиссий содействия, которые при поголовных обысках и производили вскрытие сундуков, печей и прочие “подозрительные” места. Когда обыски не давали результатов, арестовывали несдатчиков и сажали в холодные сараи. Подвергали допросу, гонению из одного аула в другой. В части пыток отличались уполномоченные Кзыл-Ординского р., где арестованных избивали, связывали руки, ноги и бросали в коровий хлев, обливали холодной водой. Подвергали пытке и жен арестованных. Следует отметить, что жертвой этих безобразных действий уполномоченных являлись бедняки и середняки. Но последние в незначительном количестве».

В Аккемирском р. Актюбинского окр. председатель сельсовета Бессарабского поселка за то, что бедняк подал на него жалобу за неправильные действия по сбору семенного фонда, арестовал этого бедняка и в мороз, в метель, без теплой одежды отправил в районный центр. По дороге этот бедняк обморозил ноги, которые потом пришлось ампутировать.

То, что происходило в период сбора семенного фонда, было по существу продолжением тех безобразий, которые начались еще в периоде хлебозаготовок.

Распределение семян. При распределении семян как собранных, так и полученных от государства, допускались новые извращения по отношению к единоличнику. В одних районах единоличникам выдавали семена из расчета на 1 га посева, а в других выделяли 10 % семян и раздавали, по сколько полагается, а 90 % отдавали колхозам. Отсутствие семян у единоличника (хлеб весь часто был изъят при хлебозаготовках) не позволяло ему засеять столько, сколько он мог посеять по своим производственным возможностям...

 

Комиссия: Асылбеков, Жаднин, Альшанский, Авилов, Арыкова, Раздобреев

 

ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 744. Л. 570–576. Копия.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация