Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ. ИЗБРАННЫЕ ИНТЕРВЬЮ: 1992–2005
2000–2005 годы [Документы №№ 73–100]
Документ № 76

Ловушка для президента


Труд, 13–19 июля 2000 г. Беседу вела О. Соломонова.

 

О сильном государстве, свободной прессе и «виртуальной» роли чиновника в жизни человека и общества корреспондент «Труда» беседует с академиком Александром ЯКОВЛЕВЫМ.

 

Многие политики, эксперты сейчас обсуждают с разных сторон и под разными углами зрения программное послание президента к парламенту1. А на какие его особенности, Александр Николаевич, обратили внимание вы?

— Если говорить о тексте как таковом, несмотря на некоторые его структурные несуразицы, что не так уж важно, то, конечно, это — программа человека, ставшего властью. Это первая особенность. Вторая — президент понимает, что он должен найти отклик у людей, его слушающих, причем постараться не расколоть их. Поэтому ожидать от послания каких-то революционных постановок вопросов было бы наивно. И в-третьих, в нем, как в каждом послании, существует определенная часть разговора сугубо по делу, иначе люди ничему не поверят. Народ у нас сейчас поумнел, ему слова надоели, он им, в общем-то, уже и не верит, начинает судить по делам. К примеру, будет закончена чеченская война2 — будут аплодисменты...

И все-таки давайте сначала обсудим слова, прозвучавшие в Кремле.

— Мне они, честно скажу, понравились. Я разделяю многие моменты из сказанного Владимиром Путиным, ибо это соответствует моим взглядам — социально-либеральным. Мне импонирует, что в его послании присутствует тема, которую мы еще пять лет назад затронули в программе нашей партии3, поставив на первое место развитие здравоохранения, образования, культуры. Мне нравятся слова о свободе слова, о защите частной собственности, о частной собственности на землю, о предпринимательстве, о борьбе с произволом чиновничества, о минимальном вмешательстве государства в экономику... Я, например, не верю ни в какое государственное производство как таковое, кроме субсидирования фундаментальной науки, скажем, фундаментальных исследовательских работ в области сельского хозяйства. Главное, чтобы человек работал на своей земле. А если работает на чужой как вольнонаемный рабочий, то чтобы получал за свой труд плату в зависимости от трудового вклада. Это, кстати, капиталистический принцип: «каждому — по труду».

Слова сказаны правильные, спору нет, писали-то профессионалы. Но сколько их звучало и в прошлые годы?

— Да, если взять прошлогоднее, позапрошлогоднее послания президента Ельцина, то там можно найти даже более красивые фразы по этому поводу. А чем все закончилось? Пшиком. Вот где ловушка-то для Путина. Будем надеяться, что он понимает это.

Что это за ловушка?

— Наш номенклатурный монстр. Он словно крокодил, который все пожирает на своем пути — и мясо, и бумагу, и постановления, и идеи. Ну а что получается после того, как он переварит все это в своем крокодильем чреве, мы знаем... Сейчас существуют — я думаю, многие этого не понимают — засилье и диктатура чиновничества. И что меня насторожило в послании, так это рассуждения о сильном государстве. Понятно, чем продиктовано нормальное стремление усилить федеральную власть, — элементами сепаратизма, регионального боярства, небезопасной разноголосицей в законах. Но здесь, на мой взгляд, нужны дополнительные разъяснения президента: что он понимает под сильным государством и под государством вообще. Если это территория, где правят чиновники, то мне как гражданину России такое государство не нужно. Я хочу жить в государстве, где во главу угла поставлен человек, который формирует гражданское общество, создает его институты и нанимает чиновников — с самого высшего до домоуправа, — обязанных служить человеку через закон. Единственная диктатура, которую и я признаю, — это диктатура закона.

Конечно, я не против того, чтобы государство было сильным, уважаемым. Но оно сильно человеком — процветающим, работящим, инициативным, образованным, здоровым... И свободным. Вот за такое сильное государство я готов выступать. Но сегодня человек, как и раньше, крутится под чиновником. Он же идет со своими бедами не к президенту и не к премьеру, а к клеркам в разных конторах, которые сидят как пиявки на нашем обществе. Считаю, что чиновничество должно быть сокращено как минимум в два раза, а потом — еще в два раза. Но простое сокращение не ликвидирует его власть, диктатуру. Прежде всего надо четко определить все функции: кто что делает и кто за что отвечает.

Очевидно, с такой целью президент и начал реформу власти. Но пока это, как считают, например, оппонирующие ему губернаторы, привело к увеличению армии чиновников — не погубит ли она все эти благие начинания?

— Если мне обоснованно скажут, что сила государства необходима для обеспечения того, что нужно сегодня человеку, вот тогда я пойму... Надо наконец перевернуть эту извечную российскую пирамиду — государство, общество, человек — и установить обратный порядок. Что еще важно, на мой взгляд? Мы платим налоги и не знаем, куда они идут. Да, сейчас страшновато говорить, потому что много средств уходит на войну. Но пора людям давать отчет, куда и на что идут их деньги.

Другими словами, политика власти должна быть более открытой.

— Совершенно верно. Налогоплательщики, если мы думаем о них как о гражданах России, имеют право знать, что происходит в стране, и судить о намерениях власти не по каким-то косвенным фактам, противоречивой информации и слухам. Я давно мечтаю о том, что президент, премьер или министр, скажем, раз в неделю рассказывает нам об очередном важном решении власти, называет причины, по которым оно принято, и объясняет, что дает оно гражданам. Людей ведь не волнует, какие у правительства заботы и кому какие поручения даны.

Вы назвали едва ли не самой большой опасностью чиновничьего монстра. Он сейчас приспосабливается, перерождается, но по-прежнему страшно живуч. Есть ли надежда, что наш президент справится с ним?

— У него другого выхода нет. Он ведь тоже в ловушке. И, очевидно, понимает, что надо куда-то двигаться. Если повернет назад, то ему будут аплодировать люмпен, проснувшийся от запоя пролетарий, да и номенклатура тоже. Хотя, между прочим, ей сейчас лучше, потому что так богато, так вольно чиновник не жил никогда... Да, обратного хода объективно нет, история просто не пустит. Мы исчерпали в этом веке уже все квоты дьявола, которые нам были отпущены. Значит, будем двигаться вперед.

Что, по-вашему, дает сегодняшнее время президенту для реализации его программы?

— Сейчас очень хороший момент. Такого момента не было ни у Горбачева, ни у Ельцина. Во-первых, в отличие от Горбачева, Путин избирался всенародно. У него огромный потенциал доверия. Во-вторых, в отличие от Ельцина, он сейчас имеет совершенно иную обстановку в парламенте, больше стало внутренней дисциплины в силовых структурах. Хотя проблем там, конечно, полно. В-третьих, экономическое положение сегодня лучше. В-четвертых, подготовлена почва во внешней политике — Россия снова появилась на мировой арене. Все это вместе взятое, считаю, дает возможности для президента выполнить эту программу. Но повторяю: если он не поставит на надлежащее по закону место номенклатуру, чиновника, то не решит этой задачи...

Владимир Путин говорит, что пресса должна быть свободной, и вообще отвел в своем выступлении довольно много времени средствам массовой информации. И это как раз вызвало у некоторых комментаторов сомнения и немало критики. Почему, как Вы думаете?

— Я убежден, что, исчезни у нас печать на три месяца, это время станет временем безоблачного счастья для чиновников. Потому что никогда в истории не бывало, чтобы пресса дружила с государством, то есть с чиновником. Это противоестественно. И не стоит, думаю, ожидать от СМИ, как вроде сейчас ожидается, что они будут безропотно и с восторгом выполнять некие желания государства. Предоставить слово президенту, премьеру, да любому министру сочтет за честь любая газета. Но вряд ли есть смысл создавать какой-то специальный орган, какие-то каналы для пропаганды государственной политики. Мы это уже проходили. Тем более что психология сегодня другая. Если ты усиленно отрицаешь что-то, то люди думают: ага, значит, это правда, иначе чего бы он так защищался...

Но есть другая сторона вопроса. В те годы, с 86-го и дальше — серебряные годы перестройки, — печать, которая хотела быть свободной, считаю, действительно была свободной. И свободная пресса, наверное, пока единственное наше демократическое достижение. Но сегодня я разделяю мнение некоторых людей о том, что СМИ нередко сами дают повод для критики, для недоверия, сами способствуют тому, что к ним теряют интерес. Когда я, например, просматриваю газеты, то ищу авторов, которых знаю, мне интересно их мнение. Но некоторые статьи вызывают просто расстройство, потому что я вижу, откуда это идет, кто купил или заказал. Второе — разборки на весь свет. Предположим, мы друг друга не любим, у нас сталкиваются интересы. Но при чем здесь тысячи, миллионы читателей и телезрителей? Третья беда — компроматы. Я как председатель Комиссии по реабилитации жертв репрессий4 читаю сталинских времен доносы, признания, выбитые под пытками, и не могу отделаться от мысли, что они похожи на некоторые нынешние статьи — тот же язык, те же ярлыки. Это все не может не угнетать...

Что же касается возможной угрозы свободе печати, то я все-таки надеюсь, что у президента хватит ума, чтобы относиться к прессе без любви, но с пониманием ее роли в обществе. Частенько сами журналисты называют себя разгребателями грязи. Что ж, это в конечном счете помощники...


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация