Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

«ЖИВУ, ОТОРВАННАЯ… ОТ РОССИИ…»: Письма А.В. Тырковой-Вильямс, М.В. Сабашниковой, М.А. Каллаш, Е.Д. Кусковой Н.А. Бердяеву. 1922–1946 гг.
Документ №8

Письмо Е.Д. Кусковой Н.А. Бердяеву о расколе в русской эмиграции по вопросу об отношении к Советской России1

26.03.1926

Дорогой Николай Александрович!

 

Большое удовлетворение доставило мне Ваше письмо. Да, может быть, неосторожные выражения были. Но если бы Вы видели всю эту рычащую, кричащую и свистящую толпу, Вы бы поняли мое состояние: хотелось набросать им как можно больше самой жестокой правды…2 Авось души их воспрянут перед лицом неутолимой, неотвратимой действительности, а сами они перестанут повторять плоские, ужасные, бессодержательные фразы, кот[орым] их учат разные вожди. К тому же никуда не ведущие…

У нас в Праге начались самоубийства молодежи. «Нет цели». Восемь лет обнадеживали — идти с ножом на родину. Теперь — пустота. Надо эту пустоту чем-то заполнить. Ее можно заполнить или религией, или родиной. Религией — да. Но ведь религию нельзя «внушить». Ваша работа. Она ценна для людей религиозных. И вы подчеркиваете: мы — разные, между нами — пропасть. Не совсем, однако, глубокая. Я не могу жить внешними3 фактами и их механическим сцеплением. От такого «позитивизма» я давно отошла. Мне для жизни, для дела нужна какая-то внутренняя проверка, какой-то внутренний критерий, с фактами не связанный и в них не находящийся. Знаю, это — не религия. В религии меня всегда отталкивала необходимость категорического подчинения чему-то, вне меня лежащему. Мой критерий — во мне, и только его я слушаюсь и перед ним винюсь в ошибках и прегрешениях. В последнее время этот призыв к проверке особенно мучителен и настоятелен. Я чувствую, что мы не только в тупике, но и на ложном пути. Особенно сильный бунт вызывает во мне здешнее сознание какого-то превосходства над теми, кто там4. А я их помню, я их знаю и никогда, ни на одну секунду не забываю… Знаю также, какое дело они творят, по вершку возрождая родину… Я все время — с ними, ищу их, сношусь с ними и, кажется, дохожу до точки в отвращении к здешнему пустозвонству, политиканству и гордыне… Конечно, завидую Вам. Но вряд ли когда-нибудь смогу встать на этот путь. Мой «критерий» тоже ведь своего рода религия. Во всяком случае, в нем есть элемент высших ценностей, которым подчинено ежедневное, фактическое, реальное. Но такой критерий постоянно беспокоит; он не знает той абсолютной уверенности и спокойствия, кот[орые] испытывают религиозные люди. Этого мне не дано. Не знаю, понимаете ли Вы меня. Подчиняясь своему критерию, я всегда была — и старалась быть — бесстрашной в действиях и суждениях. Но сама-то все же не имела убежденности: так ли? прав ли мой внутренний судия? Это — тяжело, очень тяжело; но — непоправимо. Сейчас я знаю много друзей моих, вставших на путь религии. Но когда мне удается заглянуть им в душу, — это не то… Это — обращенные, часто горем обращенные, а не рожденные — для духа, для религии. И это полувнешнее приятие — хуже моего «критерия», всегда, с юных лет, со мной жившего и живущего. С евразийцами я имею дело в Праге. Здесь виделась и говорила с Сувчинским. Они — очень близки к нам с С[ергеем] Н[иколаевичем]5 по пониманию процесса революции. Но они заскакивают в такие дебри, в которые мой реалистический все же ум отказывается за ними следовать. Во всяком случае, в эмиграции это — самая живая, самая ищущая публика. Вашу книгу «Новое средневековье» знаю, как и статьи (мне совершенно близкие) С.Л. Франка6 в «Рус[ской] мысли»7. Вашего журнала «Путь»8 еще не видела. Буду читать его в Праге. Если позволите, поделюсь своими мнениями и чувствами по поводу его. Но все же основное мое чувство и желание — попасть на родину в качестве хотя бы самой последней спицы. Только там можно «просветлять народ» и будить в нем национальные чувства. Поэтому я так и цепляюсь за Красную армию, что, по моим наблюдениям, в ней раньше всего пробудилась и пробуждается национальное чувство, несмотря на принудительное пение «Интернационала». И когда в церкви Св. Николая в Праге наши г[оспо]да эмигранты не подали руки Брусилову9 (об этом я говорила на докладе) и шарахнулись в сторону от его протянутой руки, я (сознаюсь Вам!) резко ощутила свою связь с ним и ненависть к ним. Вот откуда сыпались мои неосторожные слова. В церкви! И разве это — религия?!

Глубоко и искренне благодарю Вас за письмо. Вот почему-то чувствую, что оно мне было нужно именно сейчас, — в моем смятении не «позитивистическом» и не политическом. Спасибо!

Крепко жму Вашу руку. Будьте здоровы и, как всегда, бодры в работе Вашей. Сер[гей] Ник[олаевич] просит передать Вам его привет. Он все болеет, не выдерживает сердце.

Ваша глубоко Вас уважающая


Ек. Кускова-Прокопович

Адрес мой: M-me Procopovicz, rue Jacob 44, Hotel Jacob, Paris VI.

Tel : Fleurus 19-94.

 

РГАЛИ. Ф. 1496. Оп.1. Ед. хр. 549. Л. 1–2. Автограф.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация