Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ. ПЕРЕСТРОЙКА: 1985–1991. Неизданное, малоизвестное, забытое.
1989 год [Док. №№ 57–76]
Документ № 71

Письмо главного редактора журнала «Огонек» В.А. Коротича А.Н. Яковлеву

23.10.1989

Дорогой Александр Николаевич,

Пишу Вам перед отлетом. Переболел, а затем мне сказали, что есть решения о моей поездке сразу в двух делегациях — 24 октября в США и 25 октября в Италию. Обе делегации очень престижны, обе делегации переполнены предложениями в мой адрес выступить. Согласился в США — я очень хорошо знаю страну, в прошлом году меня тамошняя ассоциация редакторов объявила Редактором года (у нас как-то забыли об этом. Вот если бы я был Вратарем года…). Хоть спасибо скажу, диплом получу. Выступать буду немного. Любое мое хорошее выступление — а их десятки, только у меня дома десятка полтора больших видеокассет с моими интервью всем крупнейшим западным студиям, — не будет замечено. Любое неудачное будет раздуто и разобъявлено до неприличия.

Я бесконечно благодарен Вам за разговор в прошлую пятницу. Мне впервые за много лет тогда плакать хотелось. Я давно уже не ощущал столь нелепого своего положения: мне откровенно не помогают ничем, из журнала переведены во вновь создающиеся издания несколько больших групп журналистов. Демонстративно не повышаются зарплаты, хоть, когда я пришел, подписка была в несколько сот тысяч, а сейчас — к четырем миллионам и все растет. Мне ни разу не было сказано, что это имеет смысл. А может, и не имеет? А может быть, и надо, чтобы мне было трудно и журнал лопнул, развалился, рухнул? Я ведь отчетливо отодвигаем, загоняем в угол — так надо кому-то, так делается. То, что удается удерживать людей и делать журнал, — это ценой колоссальных усилий; зачастую не благодаря, а — вопреки. Тип журнала подталкивается, провоцируется; растет подписка — снимаются вкладки, лучше работаем — мизерна зарплата. Я выдержу, выстою, но непонятно — зачем это делать столь откровенно.

С тех пор, как Вы перестали непосредственно руководить прессой, я не слышал ни одного доброго слова. Ни разу. Не за что? Журнал уже сегодня мог бы делать совершенно титанические дела, в частности — используя свой довольно стойкий внутрисоюзный и международный авторитет. Я много раз предлагал использовать это. Возможности «Огонька» ныне беспрецедентно огромны.

Нет.

Мне все труднее удерживать талантливую молодежь. «Молодой гвардии» зарплаты повышены. «Наш современник» заполонил экраны. Ах, какая цепь случайностей! Ну просто само собой все! 9 августа по наивности эстонец Урмас Отт записал интервью со мной. На телевидении в Москве мне прямо говорят, что показывать «Огонек» и то, что с ним связано, воспрещено. Только что, выступая в Мюнхене, Л. Кравченко сказал, что таких, как я, надо гнать из перестройки. Его освистали. Ну и что ему-то? Только что (в № 10) «Молодая гвардия» сообщила, что меня надо пороть розгами. Это у нас в благорасположенном к профессиональным патриотам руководстве зовется плюрализмом. Как Вы думаете, что будет мне, если я отвечу? Что скажут те, кто нагнетает этакий несимпатичный образ «Огонька», если я унижусь до одной десятой части терминологии какого-нибудь «Нашего современника». Уверяю Вас, меня немедленно одернут за разжигание страстей. Неположенных страстей.

Почему это разрешается? Я и журнал работаем на одну десятую своей мощи. От нас хотят некоего благолепного приятия откровенно антиперестроечных акций как цены за содействие. Иначе не могу объяснить откровенный фаворитизм откровенно шовинистической, чуждой происходящим процессам прессы. Повторяю, я могу жить, как мне велят. Сдержанно и униженно. Мне очень трудно делать журнал: у нас нет ни сети собкоров, ни условий, ничего полагающегося журналу такого ранга, как «Огонек», — одному из крупнейших и авторитетнейших в мире. Я сам понимаю, что нужны позитивные материалы, очерки о перестройке; но мне отрезают пути, делая вид, что сам, мол, вывернусь. Смею заверить, что в таких условиях мало кто мог бы гарантировать выход журнала вообще, а не еженедельника на нынешнем уровне «Огонька». Мне нужна совсем малая помощь. Мне надо знать, что мне не глядят под руку, ожидая, чтобы ошибка случилась и тут же — раздуть ее. Мне так надо, чтобы хоть чуть-чуть мне помогли и поверили, что журнал нужен. Так, как верили Вы.

Я очень устал.

Нет у меня цели, кроме перестройки, кроме помощи ей, кроме жизни в ней. Я не жалуюсь. Мне стыдно, что я не таков, как надо. Мне хочется работать лучше, и я могу работать гораздо лучше. Сегодня потенциалы и мой и журнала неизмеримо выше, и мне жаль, что их роль в перестройке сдерживается. Мне не хочется вопреки. Мне хочется понять, где сталкивание «Огонька» является частью чьей-то политики, а где это — недоразумение.

Очень хочется, чтобы в ноябре у Вас нашлась минутка для меня. Если «Огоньку» и вправду надо прикрутить фитиль и отодвинуться, я сделаю это. Лишь велите. Но я продолжаю верить, что пригожусь большому и такому важному делу. Нет у меня в жизни ничего важнее.

Я желаю Вам добрых праздников и здоровья, и успеха во всем.

 

Ваш

Виталий Коротич

 

P.S. Простите. Пишу ночью, перед самолетом. Просто очень мне больно, и, кроме своей вины, ощущаю необходимость поисповедоваться — как сейчас.

 

ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 2. Д. 507. Подлинник. Машинописный текст на бланке главного редактора журнала «Огонек». Подпись — автограф.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация