Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
БОЛЬШАЯ ЦЕНЗУРА
Раздел третий. «ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ» (1930 — сентябрь 1939) [Документы №№ 131–369]
Документ № 180

Демьян Бедный — Сталину по поводу показа его пьесы «Как 14-я дивизия в рай шла» в Московском мюзик-холле

16.04.1932

Глубокоув[ажаемый] Иос[иф] Виссарионович.

При создавшихся — совершенно катастрофических для меня — обстоятельствах мне не остается другого выхода, как обращения к Вам. Прошу я немногого: организации в Мюзик-Холле ЗАКРЫТОГО показа моей «Дивизии», на котором могли бы присутствовать и Вы. Дело идет вовсе не о пустяке. Гениальный анекдот давно влек меня к себе и послужил темой для брошюры. Теперь он мною инсценирован. Задача, которая была поставлена мною и разрешалась в содружестве с совершенно исключительными по талантливости мастерами (режис[сер] Каверин и худож[ник] Сапегин) была: положить начало театру НАРОДНЫХ ЗРЕЛИЩ1. Кто знает историю таких «зрелищ», тот в оценке спектакля не впадет в ту ошибку, в которую впадают некоторые товарищи, стыдливо опускающие свои целомудренные глаза при показе некоторых моментов спектакля. Народное зрелище есть народное зрелище. Ему присуща некоторая грубоватость — чисто внешняя, ядреность, сочность. На сцене не припудренные развратные маркизы, а здоровые деревенские девки. Нет зализанной пошлости, есть здоровая откровенность живой непосредственности. Зритель первых рядов, который брезгливо подожмет губы, должен проверить себя: не говорит ли в нем остаток наследственного или нажитого БАРСТВА, сомнительного эстетства и трусости. Спектакль должен быть проверен прежде всего на рабочем зрителе. Но до этого зрителя пьеса дойдет уже будучи обкорнанной, зализанной, изуродованной. Мною и Кавериным принимаются во внимание многие дельные указания, но не все. Есть сцены (напр., полицейского архангела с девушкой), удаление которых для нас непереносимо. Мы просим строгого и окончательного просмотра пьесы, которая — на что у нас имеются данные — будет иметь успех именно у того нерафинированного зрителя, для которого мы создавали и оформляли пьесу, и будет первым шагом к созданию театра народных зрелищ, театра феерии, мелодрам, патетических представлений, балаганных площадок, словом, всех тех форм, которые наиболее доходчивы к массовому зрителю. Как агитатор, я видел перед собою новое широкое поле, новые способы воздействия зрительно-агитационного.

Новизна и смелость моего первого «художественного балагана», вызвав восторги одних, приводит в раздражение других. Орудуют активно — последние. Вокруг пьесы образуется нездоровая атмосфера. Я уже видел 180-градусные повороты в оценке: «великолепно, но, знаете...» И — оглядка. Не будет ли какой установки. Пока явная установка — на свистопляску. По инерции. Я, еле державшийся от работы и треволнения на ногах, вчера свалился. Ушел из театра, махнув рукой на все. Спектакль отложен снова на несколько дней. По городу ползут слухи.

Убийство пьесы — в связи с рядом других тяжелых обстоятельств — приобретает для меня значение полнейшей творческой катастрофы в момент, когда я весь ушел в работу по созданию оперы к 15-летию окт[ября], и пантомимы об электрофикации Волги. Масса планов2. И все это рушится.

Вы видите, что мне ничего не оставалось, как писать это письмо. Придите, посмотрите и судите3.

 

Д. БЕДНЫЙ

 

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 702. Л. 66–66об. Машинописный подлинник на бланке «Демьян Бедный. Москва. Кремль». Подпись — автограф.

Имеется штамп: «Прот. П. Б. № 97. п. 25/2». Есть подчеркивания.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация