Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ. ИЗБРАННЫЕ ИНТЕРВЬЮ: 1992–2005
2000–2005 годы [Документы №№ 73–100]
Документ № 91

«О любви к родине не надо кричать»


Новые известия, 8 апреля 2004 г. Беседу вел В. Максимов.

 

Александр Яковлев по праву считается одним из главных архитекторов перестройки. В конце 80-х годов минувшего века в Политбюро ЦК КПСС он отвечал за работу со СМИ. И именно ему тогдашнее советское общество было обязано отменой цензуры. С 1992 года Александр Николаевич возглавляет общественную Комиссию при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий. Об утраченных завоеваниях эпохи «перестройки и гласности» Александр Яковлев рассказал «Новым известиям».

 

Недавно Вы заявили, что Комиссию по реабилитации могут ликвидировать...

— Да, сейчас решается этот вопрос. Хотя я не исключаю, что здравый смысл все же возобладает. Ведь реабилитированы уже миллионы людей. Сейчас осталось около 400 тысяч нерешенных дел. Больше всего — среди военных. Конечно, этим может заняться прокуратура. Но сейчас не это самое главное. Дело в другом, за реабилитированными закреплены разные льготы: по зарплате, по жилью. Власти обязаны вернуть конфискованное имущество или выплатить компенсацию, если оно уничтожено. Но ни имущество не возвращают, ни компенсацию не дают. Говорят, что денег нет. Сейчас люди пишут нам — вот, мол, миллионные виллы начальников растут, а нам не хотят платить за разрушенное жилище. К нашим обращениям на местах пока прислушиваются. У нас есть комиссии в более чем семидесяти субъектах РФ. Но я вас уверяю, если упразднят комиссию в центре, то везде немедленно сделают то же самое.

А как власть сегодня относится к проблеме реабилитации?

— Нормально к этому относился Горбачев, заинтересованно — Ельцин и абсолютно равнодушно — нынешние властные чиновники. Я ни разу не обнаружил интереса к этой нравственной проблеме и трагедии народа. Хотя однажды, больше года назад, я встречался с Путиным1, и он помог нам. Но если теперь нас ликвидируют, то к кому эти несчастные, униженные, с исковерканной судьбой люди будут обращаться? У нас был ГУЛАГ. Там сидели миллионы, но и обслуживали его тоже миллионы: следователи, конвойные войска со своим начальством и обеспечением, да еще осведомители. Вот вам миллионы людей, не заинтересованных в реабилитации. Сознание общества искорежено многолетним террором. Мне еще Лигачев говорил, зачем это все? Это все прошло, надо смотреть вперед. И сейчас нас тоже призывают смотреть вперед. Но без покаяния не разглядишь зари, одна темь. В Монголии, например, президент публично попросил прощения за преступления коммунистической власти. А у нас никто ничего. Сейчас и доступ к архивам стал усложняться. Засекречивают даже те документы, которые уже были рассекречены. У меня был занятный разговор с одним руководящим человеком. Я не буду называть его фамилию, поскольку благодарен ему за откровенность.

Я его спрашиваю, но ведь это уже было опубликовано. Он отвечает: «Если вы сошлетесь на архив, то это подсудное дело. А вот если вы сошлетесь на какой-то журнал, где это было опубликовано, то ничего страшного». Но это же абсурд!

А в чем смысл? Должна же быть какая-то логика?

— А это все делается под лозунгом стабилизации. На самом деле за этим словом кроется другое явление — реставрация. Так же, как централизм, который давно скомпрометировал себя, теперь живет под другой фамилией: вертикализм. Кто же против государственности? Есть государство. Говорят, что великое. Любая нация, образовавшая государство, по-своему великая. Но чем определяется величие? У нас его пока что, как и раньше, определяют количеством ракет, подводных лодок и т.д. Но ведь это архаизм! Снова хотим быть великими, но нищими? У нас уже была «великая» страна и «великая» партия — гранит, базальт, на века! Распалось все в несколько часов. Если вы строите демократическое государство, то давайте величием считать богатство человека и свободу. У каждого человека должна быть частная собственность, суд, в который он будет верить, и обслуживающий персонал в виде власти. Ведь не государство рождает человека, а человек — государство. Значит, не человек должен бегать за справками, а чиновник должен прийти и принести ему эту справку. В России государство всегда унижало человека и презирало его.

Сейчас практически каждую неделю на центральных каналах показывают передачи про карьеры советских лидеров: Андропова, Косыгина, Берия, Сталина, Хрущева и других.

— Когда смотрю на физиономию Сталина на телеэкране, я всегда вспоминаю, что он убийца — он лично поставил подпись под расстрельными списками на 45 тысяч человек! Лично! Это реальность, подтвержденная документами. И вот теперь мы поем гимн2, которым тогда сопровождался государственный террор. Я не могу этого понять. С нравственной точки зрения, это кощунство. Нельзя так к прошлому относиться. Один генерал, насколько мне известно, написал президенту письмо. Мол, говорить об этих недостатках — значит бросать тень на государство, тень на народ. И наши высокопоставленные чиновники говорят: ну, не надо будоражить народ. Понимаете, если вдуматься в это, то выходит, что правдой мы будоражим, а ложью стабилизируем? Не бывает стабилизации на лжи! Эта стабилизация обязательно грохнется на арбузной корочке.

Президент недавно подчеркнул, что не все было плохо в советские времена.

— Но ведь чиновник у нас все переводит на свой язык, и фраза президента у него превратилась в другую: «все было хорошо». Конечно, не все было плохо. Люди жили, рожали детей, во что-то верили, мечтали о лучшей жизни. Но разве эта жизнь оправдывает террор, ложь и отсталость страны? Говорят, что учебники и история не должны быть однобокими. В результате выбрасывается все о репрессиях и вставляется, допустим, военный героизм. Причем и тот, который был, и тот, которого не было. Это тоже опасная вещь, мешающая видеть перспективу. Если закрыть дорогу критике, то это может оказаться гибельным для страны и разрушительным для сознания людей.

Но многое из критикуемого Вами сегодня подается под лозунгом патриотизма.

— Патриотизм нынче сугубо спекулятивный. Допустим, выбегает человек нормальный на улицу и начинает громко кричать «Я люблю свою маму!» Ну, люди посмотрят-посмотрят и решат, он что, тронулся немножечко? Все любят свою маму, и чего об этом кричать-то? Патриотизм не требует шума. Это, если хотите, в известной мере интимное дело каждого. Любить свою страну — значит видеть ее недостатки и пытаться убедить общество не делать того, чего не надо делать. Я не хочу быть таким резким, как Лев Толстой, который назвал патриотизм «прибежищем негодяев». Но когда я смотрю на лидеров патриотизма у нас, то мне хочется согласиться с классиком.

Сейчас снова много говорят о роли прессы и необходимости введения цензуры.

— В свое время мы отменили цензуру как таковую. И я скажу, что в первые годы перестройки СМИ сыграли огромную положительную роль в повороте мозгов людей. И сколько номенклатура ни пыталась приостановить этот процесс — ничего не получалось. Я помню, на каждом Политбюро и на пленумах ЦК, о чем бы речь ни шла, половина заседания уходила на обсуждение СМИ и их «разрушительной для государства роли». Я каждый раз шел на заседания с тяжелым ощущением, что сейчас опять загнусавят старые песни. Когда вышла известная статья Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», Михаил Сергеевич тут же собрал Политбюро и буквально заставил каждого определить свое отношение к этой статье3. Был такой член Политбюро по сельскому хозяйству Никонов. Он мялся-мялся, потом вдруг говорит мне: «Но Александр Николаевич, ты все-таки распустил печать». Меня это взорвало: «Виктор Петрович, вот у тебя в сельском хозяйстве все налажено, продуктов полно (а полки магазинов, если помните, тогда были пустые, как скелет динозавра). Давай поменяемся ролями, раз у меня все так плохо». Я просто хочу сказать, что тогда прессу номенклатура считала врагом партии власти, а на самом-то деле, не будь ее, Россия неминуемо рухнула бы в пропасть4. В конце восьмидесятых была бесцензурная печать, а потому честная. Понимаете, она не была заказная. Если и был заказ, то он шел от общества. Я, когда собирал редакторов, говорил: что хотите, то и пишите, но не врите!

Что изменилось за эти годы?

— Что изменилось? Я, кроме тоски, ничего не испытываю. Мне как-то звонят с одного из каналов с просьбой дать интервью о демократии. Только заранее просят: пожалуйста, не говорите ничего плохого о президенте. Вот и вся демократия. Хотя не в ней дело. Как же так, бывшие демократы, которые были запевалами этого процесса, теперь винят во всем демократию! И ведь никак не могут понять, что не демократия виновата, не свобода виновата, а люди, которые пришли во власть. Которые не разобрались в том, что такое свобода, или понимают ее как свою вотчину, которой надо управлять. Та же реформа судебной системы. Мы эту проблему еще в восьмидесятых годах обсуждали, и до сих пор ничего не сделано. Ох, номенклатура хитрая! Она понимает, что можно изменять, а что не стоит. Вот была однопартийная коммунистическая система. Скомпрометировала себя. Но теперь у нас снова однопартийная, но созданная демократическим путем через управляемую демократию. При советской власти фирменным блюдом обмана были клятвы в верности воле народа. Правда, никогда власть эту волю не выполняла, но все бурно аплодировали клятвам. Мы попытались воздействовать на этот уголочек в мозгах, который руководит восторгами, и ненавистью, и страхом. Но все равно людям до сих пор хочется обманываться, хочется перекладывать ответственность на кого-то другого: губернатора, президента.

Сейчас тоже модно ссылаться на данные социологических опросов.

— Не только на них. Частенько прорывается: «Вы знаете — это настроения людей». Когда нет гражданского общества, настроения людей — продукт действий власти. Сейчас часто оперируют феноменом большинства — большинство проголосовало. Но ведь это большинство от пришедших на выборы — скажем, примерно 50 млн человек, а избирателей 110 млн, а где же остальные 60 млн? Я тут недавно читал дискуссию трех интеллектуалов-демократов, не буду называть их имена, с директором ФСБ Патрушевым5. Так не поверите, самым большим либералом из них оказался Патрушев. А бывшие демократы требовали введения цензуры, требовали разобраться с творящимся безобразием, быть потверже. Это они директора ФСБ уговаривали. Однако не себя они просили прищучить, а других. Пора о себе говорить, господа!


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация