Фонд Александра Н. Яковлева

Архив Александра Н. Яковлева

 
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ. ИЗБРАННЫЕ ИНТЕРВЬЮ: 1992–2005
1994–1999 годы [Документы №№ 25–72]
Документ № 46

«Нам нужна диктатура. Диктатура законности»


Возрождение России, 16 ноября 1995 г. Беседу вел М. Колчинский.

 

На вопросы нашего корреспондента отвечает кандидат в депутаты Государственной думы от блока «Демократический выбор России — Объединенные демократы»1 Александр Яковлев.

 

Александр Николаевич, сейчас, в канун выборов2, все чаще звучат опасения, что процесс демократизации в стране может быть свернут, что основное влияние на российскую жизнь будут иметь коммунисты и национал-патриоты. Вы согласны с этим?

— Мне не хочется верить в это, но подобные опасения имеют под собой почву. Почему? Мне, даже как историку, ответить на этот вопрос нелегко. То ли действуют законы исторического цикла, то ли это неизбежность... А может, результат того, что демократы, получив несколько лет назад власть, заболели самоуверенностью, между ними начались трения и они оказались — безо всякого на то основания — разобщены, что они, в отличие от своих политических противников, пассивны, как бы уснули... Хотя это рано: уж если речь идет о ненасильственной эволюции, ненасильственных реформах, ненасильственном переходе из одного строя в другой, то надо быть до конца и решительными, и последовательными.

Были ли, с Вашей точки зрения, ошибками перестройка, провозглашение приоритетными общечеловеческих ценностей, гайдаровские реформы, Беловежское соглашение, ликвидация Советов? Или это были те самые «благие намерения, которыми вымощена дорога в ад?»

— Вы столько много вместили в один вопрос, что однозначно тут не ответишь. Нет, перестройка не была ошибкой, это был единственный, хотя и запоздалый выход из той ситуации, которая сложилась в стране. Когда-то надо же было расстаться с тоталитарным режимом. Только лучше было это сделать не взрывом, а эволюционным путем, через тоталитарную партию. Вот в этом весь фокус нашей перестройки: используя дисциплину партии, ее четко отлаженный механизм, направить ее в сторону реформ. Учитывая, что все то, что происходило в стране в последние десятилетия, всем надоело, многие бы на это пошли. Значительная часть партии, ее рядовых членов, была готова к реформам. Не были к ним готовы партийные чиновники, партийный и государственный аппарат, армейский генералитет. К сожалению, судьба перестройки во многом решалась именно ими. И тем не менее перестройка была великим поворотом истории, это был правильный шаг.

Общечеловеческие ценности... Ну надо же было нам когда-нибудь быть человеками, а не массой. Да и ничего нового в этом нет. Общечеловеческие ценности — это в значительной степени и христианские ценности, о чем почему-то забывают их противники. Все это давным-давно прописано в Библии. И на ранних этапах развития были и христианский социализм, и наивный социализм со всеми этими ценностями — добро, справедливость, равенство, милосердие, не убий, не укради... Все это было, зачем же нам от этого отгораживаться, превращаться в зомбированных людей? Мы и так достаточно зомбированы. Ведь что делает сейчас вырвавшийся из-под пресса гнета, пресса страха хам, воспитанный за последние десятилетия! Да, впрочем, и раньше над нами немало поработали... Ведь все дело в том, что тысячу последних лет Россией правили не законы, а личности. Нам нужна единственная диктатура — это диктатура законности.

Неоднозначное отношение у меня к гайдаровским реформам. Они были плохо подготовлены, это несомненно. Если бы на рынок, одновременно с либерализацией цен3 поступили бы земля, жилье, средства производства, иностранные инвестиции, да еще в условиях конкуренции, — все пошло бы намного легче. И все-таки нельзя говорить о провале реформ. Один из положительных результатов их заключается в том, что мы в конце концов начали понимать, что есть деньги, что их надо зарабатывать. И самое главное — рано или поздно, но реформы все равно надо было начинать. У Гайдара хватило самоотверженности и риска на это, за что он теперь и расплачивается. Грустная участь всех реформаторов. Лишь потом когда-то, часто уже и без них, начинают говорить: «А ведь правильно мужики делали...».

Беловежские соглашения... Я и тогда, и сейчас считаю этот шаг неправомерным, неправильным. Он был подготовлен националистическим нутром всех этих большевиков на местах, местных шовинистов-патриотов, радовавшихся удобному моменту растащить страну и получить неограниченную власть. Ведь какая это сладость — власть! За границей салютом встречают, ковры к самолету кладут, честь отдают... Этого хотелось и господину Кравчуку, и господину Кебичу. А среднеазиатским лидерам — тем более. Разумеется, Советский Союз должен был быть трансформирован в свободную, добровольную конфедерацию с единым экономическим, оборонным, экологическим и прочим пространством. Разумеется, республики должны были получить значительную самостоятельность. Но не путем вот такого внезапного, стихийного самороспуска.

Такое же отношение у меня и к Советам. Я всегда был за то, чтобы они функционировали, хотя и на другой основе. Однако с уходом с политической арены КПСС Советы стали превращаться в новую партию. Вспомните Верховный Совет Российской Федерации — практически это стала партия Советов, причем партия, оппозиционная реформам, демократическому преобразованию страны. Если бы Советы поддержали реформы — пусть бы существовали себе на здоровье. А сама ностальгия по слову «Советы» мне непонятна. Какая разница — как называются органы законодательной власти: советы, думы... Не в этом же дело.

Что, по Вашему мнению, мешает России выйти из охватившего ее кризиса? Преобладание политических страстей над экономикой? Профессиональное неумение стоящих у власти людей? Противодействие бывшей партсовноменклатуры? Или объективные трудности: ведь Россия сегодня идет по пути, каким никогда и никакие государства не ходили?

— И хорошо, что идет своим путем, пусть иногда кривым, пусть иногда спотыкается... Нам не надо никому подражать. Нужно брать хорошее, прогрессивное, но не слепо копировать. Мы не попугаи. Но на Ваш вопрос я отвечу несколько, возможно, для Вас неожиданно. Вся беда в том, что мы сильно искалечены большевизмом, который является ничем иным, как российским фашизмом. И надо эту концепцию признать. Я уверен: нам не избежать покаяния за то, что случилось со страной и с ее народом. Покаяния за то, что 60 миллионов человек погублено в стране с 1917 года: 13 миллионов погибло в Гражданскую войну, 30 — в Отечественную, 15 миллионов убил Сталин. Мы всегда воевали, мы и сейчас все время с кем-то воюем. Гражданская война, война со своим народом, не кончилась до сих пор. И за это полную ответственность должна нести большевистская партия. Она должна быть осуждена! Я не зову к поиску ведьм. Всенародно должен быть осужден большевизм как идеология и практика насилия. Сейчас вот новые большевики тельняшки показывают: мы опять победим! Ой, как рано возрадовались... В истории у нас бывали и не такие кульбиты, и те обычно терпят поражение, кто очень рано празднует победу.

Так вот, в чем причина многих просчетов — и правительства, и демократии в целом? В том, что не была проведена ясная и последовательная дебольшевизация страны и общества. Нет-нет, не в тюрьмы сажать, Боже упаси повторять их злодейскую преступную политику. Но почему до сих пор нет коричневой книги преступлений большевистского режима4? Вот сейчас все большевики стали православные, в церковь ходят, со свечечками стоят... Но ведь более ста тысяч священников их партией расстреляно. В июне 1918 года только за то, что священники отказались обратиться к пастве с призывом принять участие в первомайской демонстрации (а она в том году падала на среду страстной недели, поэтому по религиозным мотивам нельзя было участвовать в подобных торжествах), было расстреляно три тысячи священнослужителей. В Тамбове были организованы — по постановлению Политбюро — концлагеря детей-заложников. Ну какой еще власти могла прийти в голову подобная идея: родители, восставшие против советской власти, должны выйти из леса, иначе будут расстреляны дети! Теперь они снова претендуют на власть! Как это можно? Что же мы за люди такие? Почему у нас такая короткая память? Или к крови привыкли, не можем никак без нее? Флаги — и те у нас красные, цвета крови.

Но большевизм в нас еще долго будет сидеть, мы его впитали с молоком матери. Неужели по этой причине невозможно реформировать страну?

— Можно начинать реформы. Трудно ждать их успешного завершения. Мы до сих пор не можем выйти из кризиса, потому что почти все то, что намечалось сделать, сделано не было. Военная реформа даже и не начиналась: старая армия, созданная для одних целей, не может служить для других. Аграрная реформа тоже не начиналась: как был человек без земли тысячу лет, так и остается без нее. Ведь нынешние большевики отлично понимают: как только завершится аграрная реформа, все их мечты о власти испарятся как дым. Потому-то они так и бьются против нее. Судебная реформа не завершена, причем, кажется, это очень выгодно как законодательной, так и исполнительной власти. Им не нужны независимые суды: они могут цапаться, драться, а судебная власть беспомощна.

Все эти реформы должны быть проведены, и как можно скорее. Однако без дебольшевизации они вряд ли могут быть осуществлены. В противном случае нам придется возвращаться на круги своя и произойдет то, что и после Февральской революции.

Вы крайне критически относитесь к КПСС?

— Да, мое отношение к этой партии сугубо отрицательное. И я от этого очень страдаю. Ведь я исповедовал ее идеи, я способствовал их распространению. И я готов участвовать в суде над большевизмом — хоть в роли обвинителя, хоть свидетеля, хоть обвиняемого.

Это касается только бывшей КПСС? Или КПРФ, РКРП, ВКП(б) и прочих нынешних компартий и союзов?

— А это одно и то же. Как, впрочем, и Аграрная партия, и ЛДПР. Ведь какие основные постулаты большевизма? Насилие как повивальная бабка истории. Революция как локомотив истории (я цитирую Маркса). Диктатура пролетариата — спасительница всего и вся. Классовая борьба как движущая сила истории. Отрицание частной собственности, отрицание семейного воспитания... Но ведь это же все остается и у нынешних коммунистов.

Однако они говорят и о многоукладности, и о многопартийности?

— Все верно. Это чисто большевистская черта: если принципы им служат — они хорошие, если не служат — то плохие. Это же мимикрия — умение приспособиться к любой ситуации, подкраситься под нее. Из воинственных безбожников, разрушивших все храмы и уничтоживших всех попов, они стали смиренно верующими и ищут союз с церковью. Из пламенных интернационалистов превратились в национал-патриотов. Им это теперь выгодно! Этому всегда учил Ленин. Он даже на НЭП пошел, что вопреки всякому марксистскому учению. Хоть союз с дьяволом, лишь бы цель была достигнута.

Вас не обижает людская непоследовательность? Вначале Вас, как и Михаила Горбачева, и Эдуарда Шеварднадзе, почтительно называли «архитекторами перестройки», «отцами нового мышления», а сейчас за это же чуть ли не клянут, требуют предать суду и вообще отправить на север?

— Это в нашем духе. Такое уж у нас больное сознание, искореженное, лишенное доброты. Оно готово искать источники даже своих собственных бед не в себе, а в ком-то. Это все то же наследие большевизма. Кто всегда отвечал за тебя? Маленький начальник, средний начальник, большой начальник... Но не я сам. И до сих пор я как личность не хочу нести ответственности ни за свои действия, ни за свою судьбу. Я не хочу зарабатывать, я не хочу кормить свою семью, я не хочу отвечать за своих детей, я вообще не хочу ни за что отвечать. Пусть дядя отвечает, но не я. А мне только дай! Это идеология люмпена. Большевистская власть — это власть забулдыг и бездельников. Мечта о коммунизме — для кого она? Вот кто-то придет, все за тебя сделает, бесплатно и поровну всё всем раздаст, что хочешь — бери, особенно водку. Вот о каком коммунизме мы мечтали. И тот, кто вдруг выступает против этой идеологии, разрушает мечту в коммунизм, говоря, что надеяться надо только на себя, свой разум, свои руки, — становится злейшим врагом люмпена.

Вы все время употребляете слово «большевизм» и ни разу, кажется, не упомянули «коммунизм»?

— Это Вы верно заметили. Есть у нас, понимаете, такое крупное мошенничество, трюк — подмена одного другим. В коммунистических идеях — самих по себе — ничего плохого нет. Потому что это — химера. Никто никогда не построил и никто никогда не построит коммунизм. Поэтому бороться с коммунизмом, с коммунистической идеей бессмысленно. Ну что злиться на мираж, который отдаляется от человека ровно настолько, как идет человек. А вот большевизм — это форма власти, которая использует самые-самые неприглядные политические аспекты Марксова учения. И в первую очередь то, о чем я говорил, — насилие. Плюс обман, спекуляцию на долговечной беде нашего российского человека, на его постоянной нищете, страданиях, бесконечных войнах, исторической усталости.

Вы долго колебались, прежде чем согласились баллотироваться в Государственную думу. Сейчас вы — в списках блока «Демократический выбор России — Объединенные демократы». Что все-таки заставило Вас принять такое решение?

— Действительно, я колебался. Я отказывался от этого и на съезде своей партии5, и на съезде блока. Меня уговаривали. И я почувствовал себя неприятно, будто бы я девушка, которую уговаривают выйти замуж. А если серьезно, то у меня очень большие опасения за судьбу демократии в России. Особенно из-за того, что правительство полностью провалило социальную программу. Парадокс странный и необъяснимый! Ведь демократия создана ради человека — и вдруг стала отворачиваться от человека. За это придется расплачиваться, и очень серьезно. Да, впрочем, уже расплачиваемся. Это очень серьезный просчет. Сейчас и у правительства, и у «Нашего дома — Россия»6, и у «Демвыбора России» социальный раздел идет первым. Ну все об этом заговорили. Но малость припоздали. Хотя можно и сегодня еще кое-что сделать. Вот те бы деньги, что в Чечню7 идут, на социальные проблемы пустить...


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация