Альманах Россия XX век

Архив Александра Н. Яковлева

ДЕТИ ГУЛАГа
Документ №34

Из воспоминаний Н.В.Капраловой

10.11.2000

Мы с мамой А.С.Бойцар-Дидур, 1914 г. р., проживали во Львовской обл. Пустомытовского р-на, с. Полянка. Время было трудное – послевоенное, 1947 год. Мама работала на железной дороге, продавала билеты на проходящие поезда и несла дежурства. Мне было восемь лет, и я помню, как мы с мамой боялись ночей, дом был огромный, двухэтажный, с залом ожидания для пассажиров и билетными кассами. Мама на ночь запирала все замки, какие можно, и мы часто не зажигали лампу, потому что по ночам часто стреляли, а к нашему колодцу могли прийти за водой какие-то люди. А утром говорили, что кого-то ловили, это называлось облавой. Однажды ночью у колодца поили лошадей и даже сломали его. Мама меня учила молитвам, и мы молились Богу, так она меня отвлекала, чтобы я от страха не плакала.

Однажды пришли вооруженные люди и забрали маму, а я залезла на подоконник, смотреть, куда все пошли с моей мамой. Дверь за собой не закрыли, были сквозняки, темно, страшно и очень холодно. Я просидела на подоконнике в ожидании мамы до утра, а утром соседи шли к нам за водой в колодец и обнаружили меня – закоченевшую, заплаканную – на подоконнике. «А где мама?» Я сказала, что могла, и они меня взяли к себе. Потом давали по очереди хлеб и молоко, и я носила передачу маме. Это был ужас, идти километров 10–15 пешком до района, успеть до 7.30, после окошко закрывалось и передач не принимали. Я ходила полураздетая, босиком по утренней холодной росе и в дождь, до ужаса боялась собак и цыган.

Так я ходила три месяца каждый день, иногда через день, надеясь каждый раз вернуться с мамой. За это время все, что было в доме, куда-то делось, и я была ничья. Когда я пыталась прийти к родственникам хотя бы покушать и переночевать, то меня почти все не пускали или спрашивали тихонько: «Тебя никто не видел?» Я говорила «нет» и старалась ходить огородами, чтобы действительно меня никто не видел, я уже к этому привыкла, только не могла понять, почему меня не должны видеть люди. Я очень честная девочка, даже чужих яблок в саду не брала, хотя очень хотелось...

Однажды передачу не взяли, и военный дядя сказал: «Девочка, не плачь, твоей мамы нет, ее увезли во Львов, иди ко мне, поешь». Но я убежала, очень испугалась всего сразу и куда-то бежала, добежала до перелеска и вот они, цыгане, но они почему-то меня не обижали и даже посадили к костру. После начались мои скитания по-настоящему.[Вместо того] чтобы ходить в школу, я пошла наниматься в няньки к разным семьям, но на это не все соглашались. Мне приходилось пасти чужих коров, собирать колоски и тереть в ладони, кушать зерна, картошку с выкопанного поля собирать и печь. Вообще я была без документов, денег, и одна. Болела воспалением легких и туберкулезом. Какое-то время я обманывала дежурных по вокзалу во Львове, что я жду поезда, который будет утром в 5–6 утра, это я узнавала из расписания поездов, и меня не выгоняли. Таким образом, я спала на лавке, потом все дежурные узнали мои уловки, некоторые делали вид, что верят, а злые выгоняли, я от них пряталась и очень боялась, особенно взрослых дядей, они могли приставать – даже ко мне.

Тем временем маму осудили на четыре года лишения свободы и десять лет ссылки по ст. 54, пункт 12 УК УССР 1 в Красноярский край.

Спустя 13 лет я смогла-таки поехать к маме. Встретились в Сибири два самых родных человека, мать и дочь, и в тоже время мы обе были чужие – говорили невпопад, больше плакали и молчали.

Все не опишешь, это был страшный сон и как будто не со мной. Как я выжила, не знаю и никто не знает, знает только Господь Бог.

Я постоянно молилась – автоматически и на ходу. Я так привыкла и очень старалась выжить, выжить достойно, насколько это возможно. Я даже прыгала на ходу с поезда, со старого трамвая, думала, что меня заберут как хулиганку, посадят в тюрьму и отправят к матери, но этого не случалось. Сделать что-то еще я не могла по сути своей. Сама ходила в милицию во Львове по ул. Мира и просилась, чтобы меня отправили к маме, я не могу больше так жить, без документов и вообще, но посмеются дяди милиционеры и скажут: «Иди, девочка, домой», – а сами не верили, что эта девочка не имеет дома и вообще ничья.

Но Господу было угодно, чтобы я выжила. И я выжила. Оказалось, что моя мама ни в чем не виновата, да иначе и быть-то не могло, что она могла поделать, женщина с ребенком, муж которой не вернулся с войны?! Они не были официально зарегистрированы, он после плена выжил в Польше и там остался, боялся возвращаться домой, да и дома-то не было.

Я только 3 года тому назад нашла его могилу во Вроцлаве. Чувство было неописуемое, я могла поклониться могиле и сказать: «Простите меня, Тато, я вас знойчила».2 Мама умерла, так и не узнала, что я нашла могилу отца.

Очень изощренно была испорчена жизнь, я не обозлилась на весь народ, как это бывает, с Божией помощью выжила, но безумно трудно, хотя и реабилитирована. Никто ничего не вернул.

Вот и все, если коротко.

Писать об этом трудно и больно, простите.

Капралова Надежда Васильевна, г. Москва. 10.11.2000 .

 

Архив МИЛО «Возвращение». Рукопись.


Назад
© 2001-2016 АРХИВ АЛЕКСАНДРА Н. ЯКОВЛЕВА Правовая информация